3rd year rōnin
Мама подняла меня рано утром и усадила на кухне, чтобы перед школой я переписал домашку начисто. Тогда я, кажется, в первый и последний раз увидел такой рассвет, завораживающий танец облаков перед выходом солнца и даже потом, в его рыжем золоте, пока небо не стало совсем чистым. Как, впрочем, и страница моей тетради. Но я знал, знал бездумно, знал без мысли, я знал, что всё так и должно было случиться. Мой почерк не исправить, как и чёрканье в каждом абзаце, как и саму мою чёрканную жизнь, но утро у меня осталось. Сейчас оно ближе, чем всё наше чёрное безвременье. Как ветки рябины в том самом окне — вытяни руку и не хватит лишь одного-двух сантиметров пустоты…

Мне хочется говорить правду, как это умел, кажется, один только Кафка. Я не автор, но если одним утром проснусь землемером К., то разве что добавлю себе имя Йозеф, чтобы заранее знать финал… знать, что у этой истории, что у этого процесса вообще есть финал! Что делать, если жизнь в обществе старых отставных актеров дается только через смертный приговор и нелепую казнь на каменоломне?